Сигитас Геда

Нет, мы не были друзьями или приятелями. Когда-то мелькнули в справочнике Союза писателей его имя и фамилия. Познакомились? Лет восемь-десять тому назад. Подарил мне Евсей Цейтлин свою книгу о Кристионасе Донелайтисе «Долгое эхо», а я ему свою — кажется, «Ожерелье зеленого янтаря». Десятилетие кануло. Оно не было благожелательным ни для творчества, ни для общения. Жизнь не сближала, но все больше разъединяла людей — не только художников. Однако, по счастью, в мире есть таинственная сила, которая, сначала разводя, потом бросает нас друг к другу. Так я и воспринял телефонный звонок в один — очень зеленый — понедельник этого лета. «Помните ли вы меня?» Сказал «да», хотя тут же задумался… Евсей Цейтлин принес мне толстую рукопись: «Здесь все о Йокубасе Йосаде. Вероятно, вы его знали».

Что ж, я знал этого человека, писателя, драматурга, которого большинство людей (в том числе достаточно близких) считало чудаком, пожалуй, неудачником. Даже еврейские писатели смотрели на него с усмешкой.

Что однако можно написать о Йокубасе Йосаде? После книги о… Кристиопасе Донелайтисе.

Впрочем, все возможно. Все возможно — в зависимости от того, кто и как пишет, какую цель перед собой ставит и достаточно ли пороха в пороховнице автора.

Пролетела неделя. Дела бросали меня из стороны и сторону. Но все же я открыл «Беседы…» Я до сих пор нахожусь в поле их притяжения, этакого странного, жутковатого магнетизма. Причем, должен признаться: не знаю, откуда идет это излучение. Не знаю, как определить жанр, тему и идеи произведения. Но недостаточно ли будет единственного, нами затасканного, однако на самом деле магического слова — КНИГА?

Евсею Цейтлину удалось написать КНИГУ, и этим, кажется, сказано все. Сказано все, если учесть: в мире каждую минуту, каждую секунду печатаются и выходят сотни и тысячи книг.

Все, что написано здесь, может быть, покажется кому-то ненужным прологом. Но пролог этот продиктовала радость за коллегу. Потому что хорошая книга была и будет праздником, несмотря на то, когда, где и кто ее издает. Она уже существует.

——

Сейчас несколько слов о самом герое книги, имя и фамилию которого автор нарочито, подчеркнуто отмечает лишь маленькими буквами «й, й.» или «й». О герое, который признался: «Моя жизнь уже катится вниз, я не нахожу смысла в том, как соединяются отдельные ее события… Не нахожу логики и последовательности. Трагический наш век бросал меня то в одну, то в другую сторону, и чаще всего не туда, куда я хотел».

Йокубас Йосаде родился в 1911 г. в Калварии. Окончил в Укмярге еврейскую гимназию, обучался в университете Витаутаса Великого. Работал в газете «Фолксблат», возглавлял еврейскую театральную студию, воевал в 16-й Литовской   дивизии.   После   войны   был   ответственным секретарем и заведующим отделом критики журнала «Пяргале»… Автор многих пьес, критических статей и рассказов на литовском языке. Некоторые пьесы посвящены теме геноцида еврейского народа в годы Второй мировой войны, вопросам ассимиляции евреев… Сложные проблемы еврейского самосознания рассматриваются в цикле эссе — в форме писем к сестре и дочери. Член Союза писателей с 1940 г. Впрочем, все эти сведения читатель найдет в справочниках и энциклопедиях. Думаю,  все это надо знать.  И — не больше.

———

Для меня (наверное, и для читателя) важней сейчас задуматься о другом. Читатель разберется, как идти ему дорогами книги. А я прежде хотел бы еще напомнить, что городок Калвария — примерно в 30 километрах от Вейсеяй — это родные мои места. Вокруг Калварин и дальше — до самых Сейнай — жила наша родня по материнской линии, родня в третьем и пятом колене. О Калварип постоянно вспоминали в пашей семье. Йокубас Йосаде родился в 1911 году, а мой отец —в 1912-м. Я сам родился в 1943-м, а Евсей Цейтлин — в 1948-м. Так что же я хотел этим сказать?

Все равно некуда убежать от своих прадедов, никуда не уйти из времени отцов и детей, из мира, определенного историей,  географией, в конце концов — судьбой.

В самом общем смысле тему книги Е.Цейтлина можно выразить так: евреи и литовцы, литовцы и евреи в нынешнем столетии. Мы, потомки людей, проживших пятьдесят лет оккупации с «зацементированными» ртами, сами уже прожили полвека. Мы должны сегодня разобраться, сказать друг другу, себе: кто же мы такие, как мы понимаем и как оцениваем то, что случилось с нами.

Увы, увы!  Наша вечная самоуверенность… То же самое, оказывается, трагически и болезнено выясняли уже наши отцы. Один из них — персонаж этой  книги.

Полумаем о смене генерации. Символично, что Е.Цейтлин  написал об отом.

«Беседы…» — его труд шести лет. Труд, бальзаковский в лучшем смысле этого слова: скрупулезный, педантичный, продуманный подбор фактов, знание того, что ищешь и чего хочешь, мудрость и совесть, любовь, ответ-ственность и, может быть, не будет чересчур строго сказано, суд над персонажем (не писателем — человеком)… Из всего этого по крупице возникает субстанция, ферментирующая хаос, образующая искусство, литературный жанр… Термины, которые в данном случае не имеют значения.

Жанр не имеет значения, когда человек решает для себя главные проблемы бытия.

Предмет этой книги — сознание человека, идущего к смерти. Материал (сама жизнь) — суфлер для писателя. От этого (посмертно) выигрывает и персонаж книги, Йокубас Йосаде, чей жизненный путь освещен теперь другим светом, и мой ровесник, еврейский писатель, выросший и сформировавшийся на почве русской культуры.

Е.Цейтлину помогает часто упоминаемый им принцип «двойного зрения» в творчестве. И речь не только о том, что герой книги на одни и те же события пытается взглянуть и глазами еврея, и глазами литовца. Перед нами книга о писателе, но она построена таким образом, что здесь же присутствует, действует и сам автор произведения. Мало того, автор свободно передвигается во времени: то возвращается назад, то уходит вперед. Он соединяет   различные   факты,   перипетии   человеческой судьбы, освещает их с самых разных точек — выводит при этом какие-то закономерности. Автор является и другом, товарищем персонажа, его «сыном», поверенным и — коллегой, участником диалога, а иногда — следова­телем, психиатром,  наблюдателем…

Двойное зрение дает двойной эффект: опыт старшего еврейского писателя, его удачи и неудачи, его заблуждения, находки проходят через уникальный фильтр. Это относится и ко многим нюансам проблематики еврейско-литовской жизни. Вопросы геноцида, вины и покаяния универсализируются, корректируются в свете вечного опыта…

Персонаж «Бесед…» взвалил на себя ношу «не по времени и не по плечу». Потому спекулятивная схема литовско-еврейских отношений не может объяснить его судьбы. Он хотел подняться выше, взглянуть дальше. Ему открылась бездна человеческих отношений. У него закружилась голова — Й.Йосаде, как пишет об этом автор книги, так и не нашел свой литературный жанр, точнее — не заметил его.

Да, пространство книги — в определенной степени — психология литовско-еврейских отношений. В повествовании часто заходит речь о шорах человеческого мышления, которые мешают народам понять друг друга. Наконец. подчеркивается: художник, настоящий художник, никогда не дает единственного, окончательного ответа на сложныевопросы, связанные с жизнью национального сознания.

…Я в целом знаком с тем, как ставят эти вопросы литовские и еврейские литераторы, как они об этом пи­шут. Живые и мертвые. Гирш Ошерович (в молодости я его переводил и общался с поэтом). Альбинас Жукаускас   (он   много   писал   о  трагедии   евреев   южной   Литвы верлибрами Уитмена), Григорий Канович, Витаутас Бложе, Ицхокас Мерас, Саулюс Шальтянис, Маркас Зингерис…

Но, я говорю это с полной уверенностью, интеллект Евсея Цейтлина, его талант, способность облечь вопросы в новую форму, «справиться» с материалом, сделать его выразительным в данном случае помогли создать произведение, которое свидетельствует ни о чем ином, как о начале следующего этапа в нашем осмыслении минувшего. Это знак того,  что мы выходим из тупика…

Как это удается автору книги, я не знаю. Может быть, потому что он свободен, смел, не боится перешагнуть в литературе множество табу.

Сейчас в Литве стало модным сожалеть о том, что еврейская культура — затонувший, погребенный в прошлом континент. Мне кажется, сам факт появления «Бесед…» опровергает такое утверждение. Автор в нескольких местах говорит о специфическом мире литовских евреев (литваков). И это та правда, которая важна сегодня для литовцев. От осознания этой правды зависит и будущее литовской  культуры.

Думая о жизни Й.Йосаде, читая книгу о нем, я размышляю. Я чувствую: свет идет к нам из старых еврейских книг мудрости — Торы, Каббалы, хасидских легенд. Еврейская культура в Литве похожа на растение, которое сегодня не имеет кроны, но это растение не может не дать побегов, потому что вещи, о которых идет речь в книге, всечеловечны.

———

Автор вдумчиво вглядывается в Иокубаса Йосаде — того вечного пилигрима, Дон Кихота, чьи предки вышли из чрева прародины, из прачеловеческой пещеры — были испанскими,   украинскими   и  литовскими   евреями,   чья фамилия означает одновременно и фундамент, и ствол. Автор всматривается в его лицо, «слушает» его мысли, в которых – забота, мудрость и боль. И тогда автор замечает: «Думаю: может быть, он останется в искусстве уже вот этим огромным напряжением творческой воли, этой вечерней попыткой прислушаться к вечности, самому себе на пороге  смерти».

В конце концов, это книга о Свободе, о человеке которого всю жизнь терзали кошмарные страхи, ибо в тоталитарной империи быть писателем означало обречь себя на тысячеликий страх. Это книга о смелости признания (писателей, которые позволили себе подобную исповедь, можно пересчитать на пальцах одной руки).

С внутренней свободой приходит (и возвращается) и настоящее понимание человека.

…«Так в чем же итог его жизни? Задав себе сегодня этот вопрос, я отвечаю однозначно: й. умрет свободным человеком.

Неужели все? — переспросил себя. И туг же опомнился: а разве этого мало?»

Опубликовано в кн.: Евсей Цейтлин. Долгие беседы в ожидании счастливой смерти. Из дневников этих лет. Petro ofsetas, Вильнюс, Госуд. еврейский музей Литвы, 1996. (Послесловия – А. Буконтас, С. Геда)