СНЕГ НЕ ТАЕТ
«С чем можно сравнить мир эмиграции?» — спросил
меня знакомый, приехавший из России «посмотреть Аме-
рику». Ему казалось, я давным-давно ответил для себя на
этот вопрос. А я задумался… Мир эмигранта часто похож
на безлюдный полустанок. Позади — пустота, впереди —
мертвое поле, на котором не бывает всходов.
Вот почему в эмиграции порой не живут — доживают.
Вот почему так трудно складываются здесь судьбы литера-
торов. Многие из них надолго (хорошо, если не навсегда)
замолкают.
Впрочем, говорю сейчас об этом только потому, что
думаю совсем об иной судьбе…
Поселившись в 1996-м в Чикаго, я то и дело слышал —
от разных людей — одно имя: Семен Ицкович. Потом обра-
тил внимание на его публикации в местном еженедельнике
«Реклама». Эти статьи — так случается у настоящих про-
фессионалов — были мудры, аналитичны и одновременно
молоды, задиристы, к тому же всегда безупречны по ис-
полнению. Без колебаний спросил кого-то: где, в какой га-
зете автор работал до эмиграции? Оказалось, я ошибся: он
был доктором технических наук, специалистом в области
строительных материалов, до 1993 года — профессором Бе-
лорусского политехнического института.
Конечно, я удивился. Ведь всего за несколько лет Иц-
кович стал одним из самых интересных публицистов рус-
скоязычной Америки. Его печатали в Чикаго, Нью-Йорке,
Балтиморе, Лос-Анджелесе, позже — во Франкфурте-на-
Майне. Причем, дело было не в самом факте публикаций.
«…Его статьи — мой камертон, — признался в письме в ре-
дакцию один из читателей. — То, что претит ему, претит и
мне. Возмущаюсь тем, чем возмущается автор. А в восторге
от его симпатий. Бывает же такое…»
133
Я пытался понять: в чем суть «превращения» Семена
Ицковича? Как оценить этот поздний дебют и стреми-
тельный переход из «физиков» в «лирики»? Однажды
даже попросил Ицковича припомнить начало его журна-
листской работы. И он написал мне — с присущей ему
резковатой искренностью: «Побудительный мотив са-
мых первых моих публикаций в Америке — чтение пере-
бранки в наших русскоязычных газетах, а также разго-
воры, которые нередко приходилось слышать в присут-
ственных местах между людьми с «совковой», как гово-
рится, ментальностью. Будучи здесь щедро облагоде-
тельствованы, они демонстративно неблагодарны. Не
зная Америку, ругают ее. Вопреки тому, что говорили
когда-то в американском посольстве, бесстыдно вос-
хваляют советскую жизнь. Ничего в ней не стоили, а
сейчас слагают о себе легенды. Невежды выносят свои
суждения. Неграмотные пытаются учить… И вот я
возмутился, написал в газету раз, другой, получил от-
поведь, ввязался в полемику… и так постепенно втя-
нулся в публицистику».
…Мне показалось однако: здесь была типичная ситуа-
ция выбора. Семен Ицкович осознал редкую возможность,
подаренную всем нам эмиграцией: возможность начать
«другую жизнь», реализовать иную грань собственного та-
ланта. Именно в этом случае мертвое поле эмигрантского
быта, точно по волшебству, оживает.
Публицистика всегда по-своему обнажает личность
автора. Читая статьи Ицковича, слышу голос, не похожий
ни на какой другой, перелистываю мысленно страницы
биографии, характерные для советского еврея: здесь есть
арест отца в годы сталинского террора; путь под бомбеж-
кой в голодную эвакуацию; артиллерийская спецшкола,
напоминающая мрачными нравами бурсу; возвращение в
Минск в 1945-м, неожиданный для юноши всплеск анти-
семитизма; по окончании политеха — направление на
Крайний Север, будни прораба в зоне ГУЛАГа; долгая ар-
мейская служба — там же, на Севере, демобилизация, квар-
тирные мытарства, но — одновременно — радость работы в
НИИ, диссертации, приглашение преподавать в альма-
матер, научный успех… И при этом — везде и всегда —
ощущение пресловутого «пятого пункта».
Он прожил в СССР целую жизнь, решительно про-
стился с ней, но ничего не забыл. Каждая клеточка об-
щественного организма была там пронизана страхом.
Именно этот страх (иногда невнятный, неосознанный)
труднее всего преодолеть сегодня еврею, идущему по
символической пустыне из «красного Египта», — даже
если ты уже перелетел через океан. Мне кажется, Семен
Ицкович, о чем бы он ни писал, учит своего читателя
ощутить свободу: искать истину, разрушать вчерашние
догмы, быть самим собой. Может, здесь и кроется, пре-
жде всего, секрет его популярности.
…Не раз советовал ему собрать свои многочисленные
статьи в книгу, а еще лучше — составить серию сборников.
Это был бы по-своему уникальный дневник: мир, увиден-
ный глазами русско-еврейского эмигранта. Но Ицкович
упорно отшучивался: ему пока некогда, нужно срочно пи-
сать статью «в номер».
И все же такая книга вышла. К восьмидесятилетию ав-
тора. Сборник вобрал в себя публикации Семена Ицковича
только за один его эмигрантский год — 2007-й.
Книга названа неожиданно: «Прошлогодний снег».
Горький, хотя по-своему точный образ. Все проходит,
напоминает нам автор. Вот и статьи, о которых вчера
жарко спорили, завтра будут интересны только друзьям
и родным.
Нет, все-таки тут я никак не могу согласиться с Семе-
ном Ицковичем. Не сомневаюсь: его книгу, сотни его эссе
мы будем читать и перечитывать долго. Будем думать не
только о проблемах эпохи — о мужестве и выборе автора.
Удивимся: иногда снег не тает.