«А задумавшись, вы и сами поймете, что сделали с нами два тысячелетия рассеяния»
Евсей Цейтлин

Книга Евсея Цейтлина «ПОСЛЕВКУСИЕ СНА» (Чикаго, Insignificant Books, 2012) — это томография, пространственное исследование тонкой структуры еврейского сознания. И все это рассматривается в свете двух тысячелетий гонений:

«У нас особое выражение глаз» (помните? эсэсовцы определяли евреев по печали, по мировой грусти в глазах).

«Нежность, решимость перехитрить судьбу, спокойное ожидание горькой, как у всех нас, дороги…» (о глазах молодой еврейской женщины).

«Страх, однажды поселившийся в душах…»

«С двадцати пяти до тридцати мне снилось все одно: за мной гонятся! И хотят не просто избить — уничтожить!»

Это трагическое перечисление можно продолжать бесконечно долго. Когда-то в России, я услышал грустную шутку — маленький мальчик сказал: когда я вырасту большим, я стану маленьким и незаметным. Оказывается, это не просто шутка, это слова Раввина Адина Штейнзальца:«Надо выжить. А чтобы выжить, надо быть незаметным…» И вообще, все это о нас, о еврейском народе. И я подумал, что у книги Евсея Цейтлина могло быть и совсем другое название — «МЫ», если бы его раньше не использовал Замятин.

Писатель, психолог, тончайший наблюдатель и исследователь Е. Цейтлин ведет нас в подспудные, внематериальные и, вместе с тем, реально существующие области еврейского сознания и подсознания, два тысячелетия формировавшегося в галуте. На дворе двадцать первый век, в котором материальные значимости, зачастую доминируют над идеалистическими. Но Е. Цейтлин следует другим духовным значимостям, и подобно словам поэта: «Книжку выну/не книжку чековую,/а хорошую книжку Чехова» (Юрий Давидович Левитанский, «В Москве меня не прописывали») рассказывает нам о нас! Да, да, «ПОСЛЕВКУСИЕ СНА» — это книга о еврейском народе! Дело в том, что за тысячелетия путешествия по Земле еврейский народ накопил огромные глубины в подсознании. И там, где эти глубины были следствием преследований и гонений, возникли, к сожалению, не только блестящие качества интеллекта, мудрости, бесстрашия и мужества, но и искажения.

«ПОСЛЕВКУСИЕ СНА» — это обширная коллекция аберраций такого рода. Евсей Цейтлин мужественно рассказывает нам о них. И, пожалуй, самым трагическим в этом ряду был случай человека, если можно так выразиться, потерявшего душу, описанный ранее Е.Цейтлиным в широко известной его книге «ДОЛГИЕ БЕСЕДЫ В ОЖИДАНИИ СЧАСТЛИВОЙ СМЕРТИ. Из дневников этих лет». (Недавнее издание с предисловием Дины Рубиной: Санкт-Петербург. «АЛЕТЕЯ» 2012). При этом не следует удивляться, что «ДОЛГИЕ БЕСЕДЫ», написанные заведомо раньше, органично сливаются с мозаикой «ПОСЛЕВКУСИЯ СНА». Ведь речь идет об одном и том же литературном, психологическом и историческом пространстве.

Перед нами в высшем и лучшем смысле этого слова необычная книга. По словам её автора, Евсея Цейтлина, это «мысли и сознание человека, идущего к смерти». Именно в таком ключе она и задумывалась, именно так и формулировалась цель – пять лет автор записывал исповедь готовящегося к смерти героя — еврейско-литовского писателя Йокубаса Йосаде. (В своих дневниках, с которыми, собственно, и знакомится читатель, Евсей Цейтлин называет героя й, подчеркивая, таким образом, типичность данного персонажа).

Писатель Дина Рубина справедливо говорит в предисловии: «Книга Евсея Цейтлина «Долгие годы в ожидании счастливой смерти» не имеет аналогов в русской литературе. В мировой литературе ее можно было бы сравнить с записками Эккермана о Гете, если бы героя книги Цейтлина можно было бы сравнить с Гете в чем-нибудь, кроме долголетия. Это кропотливый, длительный и талантливый эксперимент по изучению истории человеческой души, ее страхов и мучительной борьбы с ними, истории поражения и мужества и окончательного, возведенного самим героем, одиночества».

Здесь, однако, необходимо уточнение. Наверное, герой книги предполагал что именно его версия собственной жизни должна была быть не только основополагающей, но и единственной. И в этом изначальном контексте Евсею Цейтлину отводилась роль хроникера. В лучшем случае, бытописателя. Окажись ситуация именно такой, это было бы навязывание читателю мировосприятия и миротолкования Йосаде. Вероятно, именно этого и хотел Йосаде.

Однако результат оказался совершенно иным. Перед читателем лежит книга, далеко выходящая за пределы дневника, повествования или исповеди. Это фундаментальная исследовательская работа, в которой, как и во всяком исследовании, содержатся разделы постановки задачи, экспериментальное исследование проблемы, анализ и выводы. В отличие от рутинных дневника и исповеди, здесь, как и во всяком научном исследовании, присутствуют два ведущих персонажа, в сущности, два героя. Это автор — Евсей Цейтлин и, собственно, герой книги, еврейско-литовский писатель Йокубас Йосаде.

Прежде всего, следует сказать несколько важных слов об авторе. Книга Евсея Цейтлина — это результат многолетней работы. Сотни магнитофонных записей бесед с Йосаде составили фундамент, на который наслоилось глубинное осмысление и анализ ситуации. По существу, Евсей Цейтлин, говоря о й, произвел анатомическое вскрытие мыслительного, психологического, ситуационного и жизненного процессов. И без высококлассного, высокоинтеллектуального скальпеля Цейтлина, проникновение в реальную мотивацию и подлинные причины тех или иных поступков в поведении столь умного, сложного и противоречивого человека, как Йосаде, было бы невозможно в принципе. Тем более, что Йосаде, как это уже говорилось, намеренно, сознательно, навязывает читателю не только фактическую компоненту событий, но и его собственную версию их истолкования. За видимой открытостью, искренностью и, якобы, незащищенностью Йосаде просматривается система дезинформации, цель которой — посмертное создание образа, угодного самому Йосаде. И расшифровка всего этого многослойного и многолетнего сокрытия истинных причин и движущих мотивов в поведении еврейско-литовского писателя оказалось, в конечном итоге, главным в великолепном, по существу, детективном, глубинно психологическом поиске Евсея Цейтлина. Хотя, ради объективности, уточню: автор (Е.Цейтлин) устраняется от каких-либо выводов — их делает вдумчивый читатель.

Вот как видит цель своей жизни Йосаде: «Готовлюсь к смерти. И это, пожалуй, самое лучшее, самое серьёзное из того, что я делал долгие годы… Мне повезло! Я стал прощаться с жизнью тридцать два года назад. Именно тогда, в пятьдесят восьмом, мое сердце потеряло ритм…»

Касательно ли этого положения, или многих, едва ли не всех других, ключом к разгадке лежащего перед нами шифрованного текста являются слова самого Йосаде: «Я весь фиктивный. Я пришел в мир не в день праздника, а после поминок». Это признание позволяет пролить свет на многое. Дело в том, что каждый раз, когда жизненные обстоятельства ставят его перед выбором, как бы проверяя его, он выбирает греховное.

Есть и второй ключ, о котором пишет Евсей Цейтлин: «Мифы. Сначала й творит их, затем — увлеченно и радостно живет среди мифов». И, наконец, — третий: «Фотографий множество. Каждая — словно мизансцена нового спектакля. Й примеряет новую маску. Легко входит в новую роль. Но где же он подлинный? Где его собственное лицо?». Вот ответ Йосаде: «Где мое собственное лицо?… Я и сам не знаю… Даже сейчас, перед смертью… Я словно в джунглях…Это трагический процесс — искать себя». И, наконец, словами Цейтлина, он — «старый фигляр», постоянно разыгрывает для мира многовариантные сцены «ТЕАТРА ОДНОГО АКТЕРА».

Если подытожить эти четыре пароля, то складывается устойчивое впечатление, что Йосаде готов к любому своему поступку, как и готов оправдать его и себя! Безотносительно к тому, нравственно это или нет! Никаких угрызений совести и никакого самоедства. Вот такой я! Вот такой! Хотите, принимайте, хотите — нет, а я продолжаю жить и наслаждаться. Он сознательно высвечивает отдельные эпизоды своей жизни. Он, якобы, пытается понять вечное: кто я? Никакой стеснительности, никакого сожаления о содеянном. Евсей Цейтлин суммирует это так: «Тема вины… Признание вины. Покаяние. Вроде бы, именно это менее всего свойственно й… О своих предательствах й поведал честно, ничуть не пытаясь оправдаться».

Имена членов семьи: прадед — Авром, дед — Шмуэл, отец — Мойше, сын — Йосиф. Сам Йосаде был Яша, Янкель. Становится Йокубасом. Доктор Сидерайте (жена й) никак не могла понять: зачем мужу нужно было обращаться в милицию — зачем он так хотел, чтобы его литовское имя обязательно внесли в паспорт.

Первую половину своей жизни й думал и писал по-еврейски. Вторую — по-литовски. Даже в дневнике. Даже письма дочери в Израиль. Даже дома в разговорах с женой.

Й сам ушел из еврейской культуры.

Сознательно лишил детей своего языка, на котором говорили их деды. Захлопнул перед детьми дверь в мир еврейства. В письмах к дочери: «Я вовремя сбежал из еврейского края».

Презрение к отцу. «Слабая жалость к отцу, смешанная с презрением». Сожительство с его любовницей.

Из страха перед КГБ вырвал первую страницу из Торы с дарственной надписью друга.

Жег еврейские книги.

Йосаде: «Я европеец. А христианство — высшая духовная точка нашей цивилизации»«Я говорил с Христом два часа. Писал монолог для своей пьесы». Скульптура Иисуса Христа на шкафу.

Йосаде: «Каким плоским выглядит человек, если определять его только одним понятием: еврей, литовец, русский… Нет, тогда уж я побуду космополитом».

Умирает еврейская Литва. Йосаде: «Так и должно быть».

Пустеет еврейский театр, закрывается еврейский ресторан, выходит последний номер газеты «Литовский Иерусалим». Йосаде: «Так и должно быть».

В своих пьесах, словами своих персонажей, уравнивает палачей евреев и их жертв. «…преследования евреев справедливы. Заслужены ежедневные карикатуры в газетах… Партия и правительство знают, что делают… Госбезопасность на всех нагоняет страх, не знаю почему. Я же, наоборот, верю, что она меня защищает».

А вот и прямое признание Йосаде: «… я находился под сильным влиянием выступлений А.Жданова… тогда мне казалось: вот они, горизонты нового искусства. Это была моя Библия!»

Будучи одним из руководителей литературного журнала, не помог, а вероятнее, даже помешал публикации рассказов о еврейском гетто.

«Он жил не по-еврейски. И умереть не смог, как еврей. Где видано — лежит еврей на христианском кладбище!». (й похоронен на христианском кладбище по собственной просьбе).

Многократно изменял жене.

Это то, о чем говорится открыто. При внимательном же чтении оказывается, что этот скорбный ряд намного полнее. В чем дело? Откуда этот ворох грязи? Что лежит в его основе? Страх? Да, конечно! Страх, НКВД, МГБ, КГБ и прочая дьяволиада прострачивают книгу. Не менее 40 страниц текста, напрямую, связаны с темой страха в тоталитарном государстве. А на многих десятках других — страх ощущается в подтексте.

1926 год. «… встречая человека в черном, перехожу на другую сторону улицы. А что если он «считывает» и мои мысли? Избегаю его, но одновременно хочу встретиться. Какая-то сила притягивает меня к человеку в черном»… — Не отсюда ли тянутся ваши страхи, связанные потом с советскими аббревиатурами –НКВД, МГБ, КГБ?»…Именно здесь начинается особая линия моей духовной жизни…Я все еще их боюсь».

Страх ломает его: «Тут-то он увидел в дверях человека. Тот уверенно поманил й пальцем: «Идите за мной»… Встреча … завершилась трудовым лагерем, где й чуть не погиб».

«…именно страх связывает плотно целые десятилетия жизни й»

«Мне постоянно кажется: я и в Израиле — под колпаком КГБ».

«Пусть КГБ докажет, что я не правоверный, не их…»

«Город тонет в темноте…И лишь один дом — целый квартал — в огнях. Это здание Госбезопасности. Зловещая картина… Думаю: «Вот он пришел твой конец». В связи с этим, уместно процитировать Е.Цейтлина: «…удивительная роль страха в творческом сознании советского писателя».

«й…стремится быть честным перед собой. Удивляется: ему очень понравился сотрудник органов. Ласковые глаза, теплые белые руки, искренний интерес к еврейским писателя…». В связи с этим Евсей Цейтлин замечает: «Заметил ли й, что все люди этой «стаи» похожи друг на друга?»

«Следующая встреча на явочной квартире проходит более жестко, по-деловому, без сантиментов… й дают понять: он теперь свой, почти сотрудник… й уклоняется от ответов. Особенно его коробит финал разговора: нужно дать подписку, что никто не узнает об этой встрече. «Как? Почему?» — «Так будет лучше — для вас». Добрые глаза становятся строгими: это приказ». Й молчит — выполнил ли он этот приказ?

«Й в домах творчества раскован. У него здесь точно выверенная роль: многоопытный европеец». Эпизод в столовой дома творчества в 1979 году. Й: «Я ругаю советскую политику. Он (известный русский поэт Сергей О.) защищает. И так ежедневно! Наконец, однажды О. не выдерживает. Берет свою тарелку, встает и уходит за другой столик. Громко, на весь зал объявляет: «Не хочу сидеть с антисоветчиком!». В те времена подобный эпизод без серьёзных последствий для й был возможен в том и только том случае (!), если й был завербованным КГБ провокатором.

«Перед отъездом (в Израиль) меня вызвал к себе заместитель министра. Обычно, если за границу отправлялась какая-нибудь делегация, ее инструктировал капитан или майор… Для меня сделали исключение — писатель. Заместитель министра краток: — Товарищ Йосаде, я вас хорошо знаю. (Интеллигентный человек, он, наверное, следил за литературой). Надеюсь, что за рубежом вы достойно представите нашу великую страну». й расслышал за интонацией казенной вежливости скрытую угрозу. Так, конечно, и было».

Вводится даже новая терминология, например, «анатомия страха», «волны страха», «реестр страхов», «коллекция страхов», «жизнь идет волнами. И страх — волнами: то приближаясь, то отступая», «последние страхи», «страх напрасно прожитой жизни», «страх посмертного осуждения», «страхи, как всегда, приходят к й во сне: сознание отключается, он перестает контролировать себя», «будни страха», «качество страха».

Это подлинная энциклопедия страхов, испытываемых Йосаде на всем протяжении всей его осознанной жизни. Подобный страх и ужас испытывали и миллионы граждан тоталитарного Советского союза. Может быть, и большие безысходность, страх и ужас. Дело в том, что послевоенный антисемитский прессинг в России и на Украине, например, был значительно сильнее и беспощаднее, чем в Прибалтике. Однако не у всех подобный «послужной список». В чем же дело?

А дело, по моему мнению, вот в чем: всю свою жизнь с ранних лет й саморазрушался. Все эти годы й крушил и ломал свою Душу. Ему казалось, что все это время он возрождал свою личность и качества творца, но это была иллюзия. По-видимому, он, как еврей, мог развивать свой творческий потенциал только в рамках Великой еврейской традиции. Уход же из неё означал лишь прогрессирующие деструкцию и распад, как бы это ни выглядело в глазах самого й. Вот как об этом пишет Евсей Цейтлин: «Лабиринт потому и лабиринт: он не имеет выхода. Й думает по-литовски, даже ведет по-литовски дневник. Но нет свободы, полета. И нет уверенности». Й: «Не нужны мне сейчас еврейский язык, еврейские беды. Это уже пройденный этап. Я ведь теперь литовский писатель. Надо ликвидировать следы моего прошлого». Евсей Цейтлин: «Смена языка символизирует трагический перелом»… Он стал писать по-литовски. А идиш? «Язык, как и человек, иногда не прощает отступничество»«Я с ужасом понял: за четверть века молчания мой идиш омертвел…» Страшно то, что й понимает, что он творит со своей Душой: «Я жег ночами свои рукописи, дневники, книги (на идиш. В.Финкель) и плакал. Рассматривая каждую бумажку, говорил себе: «это часть твоей души». Энтропия системы росла и наступил момент, когда Йосаде сломался. Известно даже, когда это произошло. «… Я стал прощаться с жизнью тридцать два года назад. Именно тогда, в пятьдесят восьмом, мое сердце потеряло ритм»«Привык, что внутри меня всегда звучит музыка. А ТЕПЕРЬ ОРКЕСТР ИСЧЕЗ». Нет, нет, не сердце потеряло ритм. До сих пор й разрушал свою душу по частям. «А ТЕПЕРЬ ОРКЕСТР ИСЧЕЗ» означает, что Йосаде окончательно потерял Душу!!! Да, его мозг был от рождения предрасположен к предательству с целью самосохранения. До поры, до времени шло накопление совершенного им зла — до тех пор, пока не была превзойдена некая критическая масса. В этот момент оказалось, что все, содеянное им по отношению к внешнему миру, было, по существу, предательством по отношению к себе самому. Здесь-то и произошло саморазрушение! И Йосаде лишился Души!

Все дальнейшие, более чем тридцать лет, — это годы без Души. Без нравственного багажа и «остойчивости». Без нравственных и моральных стандартов. Без строгих позиций, без однозначных и жестких требований к себе и другим. Без устойчивого сознания. Без способности к моральной чистоте и определенности. Эта жизнь не интеллигентного и порядочного человека, а монстра. Это не верующий еврей, и даже не просто еврей. Отщепенец, выродок.

В итоге, он оказался в вакууме — евреи его не любят («законченный антисемит», «коллаборант», «прислужник литовцев». Вопрос по телефону: «За сколько продал память своих убитых родных?»), литовцы — сдержанно, а, вполне вероятно, и иронически хвалят. Он оторвался от первых и не пришел ко вторым. Да пожелай он перейти к ним окончательно, они бы его и не приняли. «Я — как человек, который отплыл от одного берега, а к другому берегу не пристал. Теперь я всем чужой… я пишу по-литовски, но мое сердце кровоточит по-еврейски». Теперь его жизнь проста — «скользкий» Йосаде работает в угоду тех, кого боится, тех, кто располагает тоталитарной, деспотической властью. Работает, не покладая рук, против интересов и самого своего народа! Он — изгой и, в конечном итоге, не нужен ни евреям, ни литовцам. В сущности, он вообще никому не нужен. И это не случайно — ведь человек без Души, как бы он внешне ни походил на гомо сапиенс, человеком не является. Это обездуховленная биологическая структура, руководимая пусть высокоорганизованным, самосберегающим, но полностью безнравственным мозгом — живой труп. Вот откуда эти тридцатилетние размышления о счастливой смерти, и о её желанности. Все просто–й умер тридцать лет назад и тело его давным — давно должно было быть преданным земле. В каком-то смысле Йосаде это понимал: «Нужно умереть во время! А жить — до тех пор, пока остаешься самим собой».

«ДОЛГИЕ БЕСЕДЫ В ОЖИДАНИИ СЧАСТЛИВОЙ СМЕРТИ» — это нечто большее, чем книга. Это замечательное и поучительное исследование. По существу, это руководство к действию. Оно помогает каждому человеку задуматься о том, как сохранить Душу и Совесть и определиться в нашем сложном и суровом мире. Как на каждой жизненной развилке руководствоваться не многими, но только одним Страхом — Страхом перед Всевышним, потому что, словами Евсея Цейтлина, «он не унижает, а возвышает личность. Помогает людям оставаться людьми».

Опубликовано:http://club.berkovich-zametki.com/?p=7183