В начале девяносто второго года в Иерусалиме мела

метель. Такой зимы не знали здесь лет сто. Пешеходы то-

нули в сугробах, машины выделывали на дорогах пируэты,

ураган легко надламывал пальмы. В те дни я читал руко-

пись, которая, как и метель, возвращала меня в Россию. На

первой странице стояло: Аб Мише, «Черновой вариант».

Автором был недавний репатриант из Москвы — в миру его

звали Анатолий Абрамович Кардаш.

Произведение это, не похожее ни на какие другие,

имело и свою — необычную — судьбу. Рукопись еще не бы-

ла издана отдельной книгой, но о ней знали многие. Сна-

чала «Черновой вариант» приобрел известность в «самиз-

дате», потом — в отрывках — начал «гулять» по страницам

российских и израильских изданий. Наконец, знаменитый

литературный критик Лев Аннинский опубликовал о руко-

писи (!) Аб Мише большую и, как всегда, яркую статью в

одном из московских журналов. Там были такие слова:

«…огромное, фундаментальное исследование еврейского

вопроса, затрагивающее все области гуманитарного знания

и все этапы тысячелетней диаспоры».

Признаюсь: мне непросто сейчас представить читате-

лю произведение Аб Мише. Непросто передать дерзкий

замысел автора. Начну с того, что сразу бросалось в глаза и,

конечно, удивляло, настораживало. Многие главы «Черно-

вого варианта» почти целиком состоят из …цитат. Причем,

иногда эти выписки очень длинны — занимают по не-

скольку страниц, текут себе привольно, прерываясь лишь

кратким (в одно-два-три предложения) комментарием ав-

тора. Может быть, перед нами хрестоматия?— спрашивал я

себя. Нет, это не так. Цитаты здесь совсем не нейтральны:

порой продолжая друг друга, они чаще спорят между со-

бой. Книга-диспут? Однако и это не точно. Тем более что

нередко скрепляет цитаты не проблема, идея, но какая-то

ассоциация, не сразу понятная читателю, какой-то образ,

промелькнувший в авторской памяти.

Однажды я догадался: Аб Мише написал исповедь. Да,

исповедь, которая построена очень непривычно для нас.

Автор нередко говорит с помощью чужих слов, но выража-

ет выстраданное, свое.

Наверное, кому-то покажется, что здесь есть противо-

речие между главной, сокровенной сутью этого повество-

вания и его литературной формой. Противоречия нет. Ведь

перед нами — хроника «расследования» еврейской исто-

рии. Или даже так: дневник познания истории человечест-

ва через призму еврейской судьбы. Субъективность взгляда

не только не отменяет, но предполагает особую точность в

изложении материала. Конечно, «итоги» расследования

как бы заранее известны, но Аб Мише должен был пере-

проверить их для себя. Не каждый решится, думал я: за

формулами ученых, цифрами, политическими програм-

мами, сбивчивостью писем — кровь. Аб Мише решился.

Почему и как он однажды пришел к мысли начать

свое расследование? Ответ, по-моему, очевиден. Анатолий

Кардаш, как и все мы, принадлежал к «безмолвному» со-

ветскому еврейству. Жили: забывая родной язык, не зная

традиций, теряя национальную культуру. Но, как известно,

исход из египетского плена регулярно повторяется в еврей-

ской истории. Процесс этот всегда начинается не только с

подвига вожаков, но и с попыток отдельной личности по-

знать самое себя — корни, дальнее и близкое прошлое. С

попытки победить в себе раба. Конечно, такой процесс са-

моосмысления необходим и народу в целом, если только

тот хочет выжить, обрести новое дыхание.

Итак, путь в символическую «пустыню». Где прошел

он для Аб Мише? Перед читателем — Древняя Греция и

Рим, Египет, Испания, Португалия, Франция, Германия,

Польша… Но если говорить точнее, первая и главная ос-

тановка в этом маршруте — Страна Антисемития. Вот ее

контуры: «универсальная система ненависти», грани-

цы — «вне географии и этнографии», легко проходят «по

землям, по душам». Ничуть не стараясь упрощать, Аб Ми-

ше анатомировал эту систему. Выделил фундаментальные

основы: идеология, история, право. Рассмотрел формы и

технику осуществления, области «применения» и прояв-

ления: наука, здравоохранение, культура, любовь, развле-

чения, школа (конечно_____, в некоторые понятия автор заранее

вкладывает иронический смысл). Аб Мише вгляделся и в

лица: вожди, сподвижники, элита, рядовые… Да, огромная

страна: в сущности, начало ее положено Каином (извечные

«семена зла»). Главные же законы жизни этой страны ев-

реи помнят едва ли не генами: всегда и во всем виноват

чужой, беззащитный, чаще всего — еврей. А потому, путе-

шествуя по разным векам, Аб Мише обнаружит одно и то

же: «…кровь зарезанных стояла в синагоге повыше поро-

гов». А потому: «Такой-то город взят — погром. Такое-то

местечко потеряно — погром. По дороге наступления — по-

гром. По пути отступления — погром».

Симптоматично, что «загадка» антисемитизма мучает

прежде всего самих евреев: наиболее совестливые в порыве

самобичевания пытаются найти хоть какую-то правоту у

оппонентов, понять хоть какие-то доводы своих гонителей

(здесь и причина кажущегося таинственным еврейского

антисемитизма). Напрасные терзания! — многократно

убеждался Аб Мише. Ведь антисемитизм, в конце кон-

цов, — это не проблема самих евреев. Это — взгляд на мир,

своеобразная лакмусовая бумажка человечества. Антисе-

митизм, — говорил Жан-Поль Сартр, которого так любит

цитировать Аб Мише, — это «страх перед проблемами че-

ловеческого существования», страх «самого себя, своего

сознания, своей свободы, своих инстинктов, своей ответст-

венности, одиночества, перемен, общества и мира — одним

словом, всего, только не евреев». Причем «страсть к анти-

семитизму нисколько не требует стимуляции извне: она

опережает события, которые могли бы ее спровоцировать,

она сама их изобретает, чтобы получить возможность най-

ти в них для себя пищу…» История легко подтверждает и

другую мысль Сартра: хотя образ еврея наиболее удобен

для антисемита, фобия допускает замену — функцию евре-

ев могут выполнять интеллигенты, негры, армяне, цыга-

не… (сегодня на развалинах советской империи мы видим

многовариантность выбора!)

Ведя поиск истины в лабиринтах переменчивой, одна-

ко неизменно жестокой по отношению к евреям истории,

Аб Мише задумывался о психологии времени и — психоло-

гии отдельной личности. Праведника и подлеца, убийцы и

жертвы, героя и того, кто так хотел остаться в стороне. Аб

Мише умеет почувствовать психологию даже в повороте

фразы, в умолчании, оговорке. Поучительно наблюдать

вместе с автором плетение словесных кружев, когда госу-

дарственные мужи виртуозно меняют «точки зрения» на

еврейский вопрос. Или — следить за тем, как попадают в

паутину антисемитизма ученые, писатели. Если говорить о

мастерстве психологического письма Аб Мише, нельзя не

вспомнить главу «Фото». Вся глава — восемьдесят маши-

нописных страниц — это уже не подлинная, но мнимая ци-

тата. Искусная имитация, за которой — безыскусная,

страшная правда. Погрузившись в документальный мате-

риал, Аб Мише реконструировал строй мысли и речи од-

ной из безымянных участниц восстания в Варшавском гет-

то. Мы как бы вглядываемся в фотографию, обошедшую

потом мир: девушка в мужской кепке, распахнутом пальто,

дешевых бусах; рядом — эсэсовец, который целится в нее

из автомата. Где-то невдалеке другой: хочет запечатлеть

эту сцену — на «долгую память»? Вот-вот ее убьют. Но за

несколько минут до смерти она расскажет будущему о себе

и своих товарищах. «Я говорю сейчас их голосами… Я не

выдумаю ни одного факта, ничего не прибавлю, не украшу

для занимательности — я не совру, не имею права, да у ме-

ня просто нет времени на сочинительство, даже поправить

сбившуюся кепку мне некогда. Только бы успеть, пока этот

тип возится с фотоаппаратом…»

И еще одним была уникальна книга Аб Мише. Сама по

себе она тоже представляла собой редкий, такой необходи-

мый документ — для социолога, психолога, историка со-

ветского еврейства. Ученые, к примеру, перечитают даже

список авторов, которых «допрашивал» в ходе своего рас-

следования Аб Мише. Вроде бы конгломерат: Л.Толстой,

Л.Безыменский, Л.Фейхтвангер, В.Короленко, Л.Гинзбург,

З.Косидовский, М.Горький, И.Эренбург, Анна Франк,

В.Гроссман… М.Нильсен, И.Тенеромо, Г.Фаст, Э.Рассел…

Великие_____, малоизвестные, забытые имена. Именно их кни-

ги, статьи, письма (иногда даже только исторический ком-

ментарий к тем или иным трудам) по-своему формировали

сознание советского еврея в 60–80-е годы. Характерны са-

ми по себе и повороты, прозрения, тупики мысли автора

«Чернового варианта».

Завершив книгу, он прошел, может быть, самую важ-

ную часть своего пути по «пустыне». Поставив точку, не

случайно вывел рядом с названием еврейское имя — Аб

Мише. Что осталось там, в первом, «черновом варианте»

его жизни? Детство: родился в тридцать четвертом в Киеве;

когда репрессировали отца, мать долго скрывалась от аре-

ста; рос в провинции — сначала в Средней Азии, в эвакуа-

ции, потом в поселках и городках, где разрешали жить

вышедшему из лагеря отцу. Юность: антисемитизма, ка-

жется, не чувствовал, его, вроде бы, и не было в Сибири,

где Анатолий учился в Омском машиностроительном ин-

ституте. Но вдруг припомнил, как сон, в нашем разговоре:

«Почему-то я радовался, что не похож на еврея…» Зре-

лость: работал в Харькове, на «почтовом ящике», защитил

диссертацию; жизнь таяла, уходила в никуда, теряла

смысл. В поисках этого смысла он и задавал себе вопросы:

кто я в этом мире; почему страдал и страдает мой народ;

вечен ли антисемитизм; как остаться собой в бесчеловеч-

ных обстоятельствах тоталитаризма?

Впрочем, здесь уже начинаются страницы его днев-

ника. Там «детские» вопросы эти конкретизируются,

обрастают плотью истории. А еще в «Черновом вариан-

те» звучит мелодия — то нежная, лиричная, то насмеш-

ливая, бравурная, то скорбная. Соглашусь с Львом Ан-

нинским: «…книга, построенная на выдержках из дру-

гих книг, — не “научна”, она музыкальна от первой до

последней строки». Я думаю, это своеобразный показа-

тель глубинной точности «Чернового варианта»: ведь му-

зыка лучше всего фиксирует внутреннюю жизнь лично-

сти, движения души.

…Снова вернусь в прошлое. В двадцать восемь лет у

него обнаружили злокачественную опухоль, уже были ме-

тастазы. Безнадежно — так понял Анатолий диагноз вра-

чей, когда однажды ночью выкрал и прочитал «историю

болезни». Он рассказывал мне об этом, чуть смущаясь, бо-

ясь сбиться на пафос: «…Только сам я был уверен: выскочу,

выкарабкаюсь; поправившись, гадал: для чего же судьба

подарила мне жизнь?»

Завершив «Черновой вариант», Аб Мише уже мог от-

ветить на этот вопрос. Опыт самопознания состоялся. По-

том он репатриировался в Израиль, начал работать в ме-

мориальном комплексе «Яд ва-Шем». Опять шли годы.

Выходили его книги, несуетно притягивающие читателя —

«Внимание: евреи!», «Черновой вариант», «Посреди вой-

ны. Посвящения», «У самого черного моря», составленная

им антология «Холокост. Убийство евреев в 1933–1945 гг.»

Но это уже другой сюжет. А я, вспоминая нашу первую

встречу с Аб Мише в заснеженном Иерусалиме, часто ду-

маю: идти по «пустыне» легче, когда точно знаешь глав-

ное — откуда и куда идешь…